Если вы захотите узнать, где начинается река, нужно надеть удобные ботинки, хорошенько уложить рюкзак и пойти вдоль берега навстречу речному течению. Настойчивые люди в конце концов находят ручеек, или родник, или едва заметный источник, где родилась первая капля.
С поэтами труднее. Поэты происходят как чудеса, и совершенно невозможно разобрать — откуда чудо.
Может быть, виноват во всем был папа Ирины Петровны — Петр Карпович, очень занятый своей работой инженер-электрик. Он с дочкой ни во что не играл, зато иногда сажал ее, совсем маленькую, к себе на коленку и читал почему-то так:
Не пленяйся бранной славой,
О красавец молодой!.. —
или какое-нибудь другое стихотворение своего любимого Пушкина.
А может, виновата мама, Лидия Александровна? Она была не просто детский врач, она заведовала «Домом подкидышей» , куда еще в тридцатые годы привозили маленьких детей, брошенных родителями. А уж во время войны… Но ведь не обязательно же всякая девочка, видевшая в 12 лет горе маленьких сирот, становится потом детским писателем.
Значит, всему причиной — случай.
Если бы не приехал в Россию по делам господин Боргквист, энергетик из Швеции, ничего бы и не было. Он бы не познакомился с молодой переводчицей, не узнал бы, что она любит шведскую поэзию, не прислал бы ей в подарок для маленького сына книжку шведских детских народных песенок…
Ну и что? Посмотрели бы картинки и поставили на полку.
Однако тут появляется главный виновник, Лев Алексеевич Токмаков. Он сразу все — и муж, и замечательный художник-график, и большой знаток детских книг. Когда жена перевела для сына несколько шведских песенок, Токмаков отнес их в издательство и в ту же минуту…
Ирина Токмакова вошла в русскую детскую литературу так, будто была там всегда.
Сосны до неба хотят дорасти,
Небо ветвями хотят подмести,
Чтобы в течение года
Ясной стояла погода.
***
Маленькая яблонька
У меня в саду,
Белая-пребелая,
Вся стоит в цвету.
Я надела платьице
С белою каймой.
Маленькая яблонька,
Подружись со мной.
Эти ласковые строчки появились через год после первых переводов, это была совместная со Львом Токмаковым маленькая книжечка «Деревья», и она сразу стала классикой.
Так бывает. Бывают такие счастливые слова, стихи или проза, о которых язык не поворачивается сказать — «они написаны». Глупости! Они просто росли-росли и выросли. Как дерево, как девочка, как облако над рекой.
Взрослые сразу замечают, что у Токмаковой — все родные. Если она записывает на бумаге разговоры какого-нибудь ежика, или едва заметного цветка, или очень капризного ветра, или собаки, которой никогда не было, потому что ее просто выдумали… — все слова всего сущего Ирина Токмакова смело пишет от первого лица. Взрослые удивляются, восхищаются, умиляются. А дети, наверное, нет. Чего удивляться-то? Каждый Ребенок и Поэт и так знает: все на свете вместе. Правда, говорит всякий по-своему, но это пустяки. Возьми да переведи с цветочного, с ежиного, с волшебного. Токмакова так и делает. Еще она переводит с английского, армянского, болгарского, литовского, молдавского, немецкого, таджикского, узбекского, шведского, а так же с языка хинди. Вот тут взрослые почему-то не удивляются: они же знают, что Ирина Петровна окончила школу с золотой медалью, а потом еще филологический факультет МГУ и даже аспирантуру.
Взрослые — чудаки.
При слове «дети» у глупых взрослых сразу появляется на лице глупая улыбка, они быстро садятся на корточки и начинают бормотать: сейчас научу… сейчас! .. чему бы научить? трудиться, учиться… не ковырять в носу…
Ирина Токмакова никого никогда ничему не у-у-у-учит. Если про все ее книжки захочется вдруг сказать серьезными взрослыми словами, то слово понадобится только одно, довольно неожиданное: с в о б о да. И умные взрослые всегда это понимали. Потому что мерили свободу не лозунгами, а глубиной дыхания.
Когда в конце шестидесятых должен был появиться детский-детский, абсолютно детский сборничек Токмаковой «Веселой, судьба у него получилась точно такая же, как у самых взрослых и смелых книг: «старшие товарищи» пытались книжку «завернуть», ну хотя бы «урезать», а стихи звучали так, будто их выкрикнуло само время:
Ложка — это ложка,
Ложкой суп едят.
Кошка — это кошка,
У кошки семь котят.
Тряпка — это тряпка,
Тряпкой вытру стол.
Шапка — это шапка,
Оделся и пошел.
А я придумал слово,
Смешное слово — плим.
Я повторяю снова:
Плим, плим, плим!
Вот прыгает и скачет
Плим, плим, плим!
И ничего не значит
Плим, плим, плим.
Говорят, один старый и очень знаменитый писатель любил читать эти стихи наизусть, а потом прибавлял: «Запомните: вот это и есть детская литература».
Все творчество Ирины Токмаковой подтвердило эти слова.
Появилась проза. Появились пьесы, путевые заметки. И хотя некоторые книжки по своему «взрослому смыслу» казались ну прямо-таки почти учебниками («Аля, Кляксич и буква «А», «Может, Нуль не виноват?»), все равно «внутри» этих книжек было не скучно, а уютно, интересно и весело. Там было тепло, потому что у Токмаковой всегда так.
Может, и вправду двенадцатилетняя девочка Ира насмотрелась на прекрасных взрослых, которые даже во время войны пытались обогреть ничьих детей, а потом назвала себя Олесей, чтобы написать двадцать шесть светлых, как солнышко, страниц под названием «Сосны шумят»?
Может быть, недаром лучшая повесть, собравшая вместе людей, зверей, леса, небеса и грубую реальную действительность, называется у Токмаковой нежно и чуточку прощально? Она называется «Счастливо, Ивушкин! «.
Потому что естественное желание взрослого человека — сделать ребенка счастливым.
